В отличие от демонстративного бунта молодежи против сытого комфорта, стандартизации и обывательского равнодушия современного мира к человеческой личности, творческая позиция тех, кого в 1950-е можно было назвать "отцами" американской литературы XX века, на первый взгляд, выглядела умеренной и уклончивой, на деле же оказывалась мудрой и взвешенной. Они писали книги, которые не являлись документами эпохи, но имели абсолютное значение и повествовали о вещах первозданных. Знаменательно появление в одно десятилетие двух разных, но одинаково глубоких повестей-притч о человеке и его жизни, созданных американскими литераторами старшего поколения. Это "Жемчужина" (1957) Дж. Стейнбека и "Старик и море" (1952) Э. Хемингуэя .

Повесть Хемингуэя "Старик и море", отмеченная Пулитцеровской премией, — одна из вершин американской и мировой словесности XX столетия. Книга двупланова. С одной стороны, это вполне реалистически-достоверный рассказ о том, как старый рыбак Сантьяго поймал огромную рыбу, как стая акул набросилась на эту рыбу, и старику не удалось отбить свою добычу, и на берег он привез только рыбий остов. Но за реалистической тканью повествования явственно проступает иное, обобщенное, эпически-сказочное начало. Оно ощутимо в намеренной гиперболизации ситуации и деталей: рыба слишком огромна, акул слишком много, от рыбы ничего не осталось — скелет обглодан начисто, старик один против целой стаи.

Еще более явственно это начало чувствуется в образе центрального героя: в манере старика очеловечивать природу, общаться с морем, чайками, рыбой. Этот неказистый с виду "бедный труженик" (типичный персонаж сказочного фольклора), с лицом и руками, изъеденными загаром и кожной болезнью, оказывается невероятно сильным физически и духовно. Он велик — как сказочный богатырь или герой древнего эпоса. Недаром, у старика молодые синие глаза, а по ночам ему снятся львы. Не случайно он ощущает себя частью природы, вселенной. Наличие второго обобщенно-сказочного плана подчеркивает универсальность, глубинность проблематики, придает книге поэтическую многозначность.

Критика по-разному истолковывала подспудный, иносказательный смысл повести — в узкобиографическом, христианском, экзистенциалистском духе. В ней видели то аллегорию творческого процесса, то аналогию евангельского сюжета восхождения Христа на Голгофу, то притчу о тщетности человеческих усилий и трагизме его существования. В каждом из этих толкований есть доля истины. Хемингуэй действительно вложил в образ старика Сантьяго много себя и до некоторой степени приоткрыл дверь в собственную творческую лабораторию.

В книге действительно имеются евангельские ассоциации, ибо Библия — источник, питающий всю американскую литературу, и обращение к ней не только усиливает поэтическое звучание произведения и укрупняет его масштаб, но и многое проясняет отечественному читателю, знакомому с ней с детства. И, наконец, "Старик и море" — это действительно притча. О человеке, о его сущности, о его месте на земле. Но, думается, не о тщетности человеческих усилий, а о неисчерпаемости его возможностей, о его стойкости и силе духа. "Человека можно уничтожить, но его нельзя победить", — кредо Хемингуэя.

Старик не чувствует себя побежденным: ему все-таки удалось поймать рыбу. Не случайно повесть заканчивается на мальчике. Манулино опять отпустят со стариком в море, и тогда усилия Сантьяго окажутся не напрасными — ни в практическом, ни в общечеловеческом плане, потому что мальчик — это и реальная помощь и продолжение дела жизни старого рыбака, возможность передать свой опыт.

Эта книга с ее универсальной проблематикой, казалось бы, никак не связана с тогдашней злобой дня. Описанное здесь могло произойти в любой стране — на любом морском или океанском побережье — и в любое время. Тем не менее появление ее именно в эту эпоху вполне закономерно. Она удивительно вписывается в тенденцию нонконформизма в американской литературе 50-х. Только молодые бунтари оперируют броскими фактами, а Хемингуэй — философскими категориями. Его небольшая повесть — это не протест против существующего миропорядка, а его философское отрицание.

Поэтизация физического труда, утверждение единства человека и природы, неповторимости личности "маленького человека", общее гуманистическое звучание, сложность замысла и отточенность формы — все это есть активное отрицание ценностей потребительской цивилизации, ответ Америке и предупреждение всему современному послевоенному миру.

Читайте также другие статьи раздела "Литература XX века. Традиции и эксперимент" :

Реализм. Модернизм. Постмодернизм

• Америка 1920-30х: Зигмунд Фрейд, Гарлемский ренессанс, "Великий крах"

Мир человека после Первой мировой войны. Модернизм

• Гарлемский ренессанс. Роман Тумера "Тростник". Творчество Ричарда Райта

Человек и общество второй половины столетия

Выдающийся американский писатель Эрнест Хемингуэй родился в городе Оук-Парке, тихом и чинном пригороде Чикаго.

"Отец писателя Кларенс Хемингуэй был врачом, но главной страстью его жизни были охота и рыбная ловля, и он привил любовь к этим занятиям своему сыну" Грибанов Б. Эрнест Хемингуэй: жизнь и творчество. Послесловие / Б. Грибанов// Хемингуэй Э. Избранное. М.: Просвещение. 1984. - С. 285. .

Первую радость общения с природой Хемингуэй испытал в лесах Северного Мичигана, где на берегу озера Валун семья проводила летние месяцы. Впечатления, полученные им там, будут давать впоследствии богатый материал для его работы. Хемингуэй с детства хотел стать писателем. Отождествляя себя со своим героем Ником Адамсом, он писал много лет спустя: "Ник хотел стать великим писателем. Он был уверен, что станет им" Хемингуэй Э. Избранное / Э. Хемингуэй-М.: Рипол классик, 1999. - С. 309. .

Это очень важное высказывание для писателя, в нем ключ к одной из важнейших тем всего его творчества - о земле, которая "пребудет вечно". Как всякий крупный писатель, он искал и нашёл свой собственный путь в литературе. Одна из главных целей его была ясность и краткость выражения. "Обязательной чертой хорошего писателя является ясность. Первое и самое важное - это обнажить язык и сделать его чистым, очистив его до костей, а это требует работы" Грибанов Б. Эрнест Хемингуэй: жизнь и творчество. Послесловие / Б. Грибанов // Хемингуэй Э. Избранное. М.: Просвещение. 1984. - С. 285.

Вокруг американского писателя Эрнеста Хемингуэя еще при жизни складывались легенды. Сделав ведущей темой своих книг мужество, стойкость и упорство человека в борьбе с обстоятельствами, заранее обрекающими его на почти верное поражение, Хемингуэй и в жизни стремился воплотить тип своего героя. Охотник, рыболов, путешественник, военный корреспондент, а когда возникала необходимость то и солдат, он выбирал во всем путь наибольшего сопротивления, самого себя испытывая "на прочность", порой рисковал жизнью не ради острых ощущений, но потому, что осмысленный риск, как он считал, подобает настоящему мужчине.

Произведения 20-30-х годов Хемингуэя наполнены острым ощущением трагизма. Неизгладимый след в его душе, никогда не закрывающуюся сердечную рану, пронизанную горькой болью, оставили события, свидетелем которых он явился в юности: это и первая мировая война, и тяжелейшие страдания мирного населения. Хемингуэй часто вспоминал о том, что наблюдал, будучи европейским корреспондентом канадской газеты, освещавшей события греко-турецкой войны. Эти ужаснейшие страдания народа повлияли на его мироощущение. "Я помню, - писал Хемингуэй, - как я вернулся домой с Ближнего Востока с совершенно разбитым сердцем и в Париже старался решить, должен ли я посвятить всю свою жизнь, пытаясь сделать что-нибудь с этим, или стать писателем. И я решил, холодный, как змий, стать писателем и всю свою жизнь писать так правдиво, как смогу" Хемингуэй Э. Собрание сочинений / Э. Хемингуэй - М.: Худ. лит, 1968. - Т. 1. - С. 123. .

Обречённая на неудачу погоня за ускользающим счастьем, разбитые вдребезги мечты и надежды, потеря внутреннего равновесия, трагичность человеческой жизни, - вот, что видел Хемингуэй в окружающей мрачной действительности.

В статье Грибанова "Человека победить нельзя" также говорится о том, что чувствовал и выражал в своих ранних произведениях Хемингуэй. "Трагическая тема бессилия человека перед лицом Зла звучит в рассказе "Убийцы"; мотив беспомощности перед жестокой судьбой, перед Роком - в рассказе "В чужой стране". Безнадежностью и горечью наполнен в этом рассказе крик души итальянского майора, потерявшего любимую жену, когда он утверждает, что человек не должен жениться: "Если уж человеку суждено "все терять", он не должен еще и это ставить на карту. Он должен найти то, чего нельзя потерять". И эта мысль - что человек должен "найти то, чего нельзя потерять" - становится лейтмотивом нравственного поиска Хемингуэя в те годы. Но самому писателю этот поиск представляется безнадежным - где в этом мире найти непреходящие ценности? Человек живет в мире жестокости, он одинок и беззащитен, его душевные связи с другими людьми, даже с самыми близкими, зыбки и непрочны" Грибанов Б. Эрнест Хемингуэй: жизнь и творчество. Послесловие / Б. Грибанов // Хемингуэй Э. Избранное. М.: Просвещение. 1984. - С. 285.

В этом трагическом, обреченном мире необходимо было найти хоть какой-то якорь, хотя бы соломинку, за которую можно уцепиться. Хемингуэй нашел такой якорь в выработанном им в те годы "моральном кодексе". Смысл этого кодекса заключается в следующем: раз уж человек в этой жизни обречен на поражение, на смерть, то единственное, что ему остается, чтобы сохранить свое человеческое достоинство, это быть мужественным, но поддаваться обстоятельствам, какими бы страшными они ни были, соблюдать, как в спорте, правила "честной игры".

Наиболее явственно эта мысль выражена Хемингуэем в рассказе "Непобежденный". Для стареющего матадора Мануэля бой быков это не только возможность добывать деньги для существования, это гораздо большее - самоутверждение, вопрос профессиональной гордости. И, даже терпя поражение, человек может остаться непобежденным. Совсем как в одной известной нам повести, не правда ли?

Новые социально-экономические идеи появились в творчестве Хемингуэя в 30-е годы естественно, как художественное отражение новых обстоятельств, возникших в Соединенных Штатах в эпоху великой депрессии. Таким откликом стал роман "Иметь и не иметь" (1937), роман о человеке, который в одиночку борется с обществом, обрекающим его и его семью па нищету, на гибель. Примечательным в новом романе было то, что писатель подводил своего героя-одиночку в момент его гибели к весьма многозначительному выводу: "Человек один не может. Нельзя теперь, чтобы человек один" Хемингуэй Э. Собрание сочинений. / Э. Хемингуэй - М.: Худ. лит, 1968. - Т. 2, с. 158. .

Хемингуэй вписал эти слова в гранки романа, когда в любимой им Испании в 1936 году вспыхнул фашистский мятеж. Гражданская война в Испании оказалась в известной мере переломным моментом в его политическом мышлении и в творческих решениях. Хемингуэй выступил как убежденный, страстный, непримиримый борец с фашизмом, он принял участие в борьбе испанского парода за свободу как писатель, как публицист, а временами и как солдат. В этой войне ему открылись новые герои, с которыми Хемингуэю доселе не приходилось сталкиваться, - коммунисты, бойцы Интернациональных бригад, добровольно приехавшие в Испанию, чтобы сражаться за свободу чужой им земли.

Знаменитая хемингуэевская короткая и точная фраза стала предметом спора литературоведов - существует ли подтекст или его нет вовсе? Подтекст существует. Он базируется на тех глубинных слоях коллективного сознания, на тех общечеловеческих категориях культуры, которые художники подняли в своём творчестве и которые зафиксированы в обычаях, обрядах, разнообразных форм народного праздника, фольклорных сюжетах народов мира Петрушкин А.И. Агранович С.З. Неизвестный Хемингуэй. / А.И. Петрушкин. - С.: Самарский дом печати. 1997. - С. 6. .

В те же ранние годы Хемингуэй нашёл и "свой диалог" - его герои обмениваются незначительными фразами, оборванными случайно, а читатель ощущает за этими словами нечто значительное и скрытое в сознании, то, что нельзя иногда высказать напрямую.

Всё творчество Хемингуэя трактовалось и осмысливалось с точки зрения "потерянности", когда главным считался поиск личности, травмированной войной и утратившей идеалы и своего места в мире. Поэтому объектом исследования Хемингуэя стала трагедия его современника, брошенного в жестокий мир войн, убийств и насилий, отчуждений людей друг от друга.

Андрей Платонов прочитал в 1938 году роман Хемингуэя "Прощай, оружие!" и написал рецензию, открывающуюся такими словами: "Из чтения нескольких произведений американского писателя Эрнеста Хемингуэя мы убедились, что одной из главных его мыслей является мысль о нахождении человеческого достоинства: "Главное же - достоинство - следует еще найти, открыть где-то в мире и в глубине действительности, заработать его (может быть, ценою тяжелой борьбы) и привить это новое чувство человеку, воспитать и укрепить его в себе" Цитируется по: Грибанов Б. Эрнест Хемингуэй: жизнь и творчество. Послесловие / Б. Грибанов // Хемингуэй Э. Избранное. М.: Просвещение. 1984. - С. 282.

В стремлении правдиво, максимум реалистично отобразить жизнь видел Хемингуэй высшую задачу писателя, его призвание. Он верил, что только правдой можно помочь человеку. И эту истину человек может найти в борьбе с природой. Природа несёт в себе эмпирическое начало, значит, чиста, непорочна, вечна и незыблема.

По мнению Хемингуэя "жизнь - это вообще трагедия, исход, которой предрешён". Он считал, что человек в этой жизни обречён на поражение, и единственное, что ему остаётся - быть мужественным, не поддаваться обстоятельствам, соблюдать, как в спорте правила "честной игры" Грибанов Б. Эрнест Хемингуэй: жизнь и творчество. Послесловие / Б. Грибанов // Хемингуэй Э. Избранное. М.: Просвещение. 1984. - 304с. - С. 282.

Человек у Хемингуэя интуитивно, а позднее и сознательно, стремится к своему первоначалу, к природе. И в то же время послевоенный персонаж начинает бороться с ней, чтобы в итоге достичь гармонии. Но это оказывается невозможным для него. Природу невероятно сложно поработить и победить. Она, в конце концов, оказывается могущественнее, чем человек представлял её себе.

Но, человек не теряет своего "я", когда он проигрывает природе, в высшем смысле он остаётся непобежденным, он следует правилам "честной игры". Такой человек осознаёт, что природа выше, сильнее, священнее, мудрее. Сущность природы - гармония, становится для человека лишь целью. Поэтому большинство героев Хемингуэя герои нравственно выросшие, например, то, молодое поколение, которое преодолевает трудности, совершенствует себя, становясь взрослыми людьми, пройдя некий обряд инициации.

Пятидесятые годы - это последнее десятилетие жизни Хемингуэя. Его начало было отмечено интенсивной работой над повестью "Старик и море".

Болезнь и разные неприятные жизненные события, а также творческие метания и поиск смысла жизни отвлекали Хемингуэя от работы над "большой книгой". Но его по-прежнему, как и всегда, волновала тема несгибаемого мужества, стойкости и внутренней победы в самом поражении.

Первым подступом к теме надо считать очерк "На голубой воде", "Гольфстримское письмо", опубликованный ещё в апреле 1936 г. в журнале "Эсквайр". В очерке рассказывалось о старике, рыбачившем в море, о том, как он поймал огромного марлина, с которым боролся несколько дней, пока не подтянул к лодке, и о том, как его добычу растерзали напавшие на неё акулы. Это был эскиз сюжета в общем его виде, который трансформировался, оброс многими новыми деталями и подробностями, обогатился глубоким жизненным и философским содержанием.

Однако 16-ти летний путь от очерка до повести вовсе не был прямым. Хемингуэем владели совсем другие мысли и темы: Испания, Китай, вторая мировая война. В послевоенные годы Хемингуэй задумал и делал первые наброски большого эпического произведения, трилогии, посвящённой "земле, морю и воздуху". Затем писателя постиг неминуемый творческий кризис.

После приезда с женой в Италию он на охоте познакомился с молодой девушкой Адрианой Иванчич, которую увидел вечером в охотничьем домике. Она сидела у огня и сушила после дождя свои черные блестящие волосы, расчесывая их длинными пальцами. Эта первобытная картина заворожила писателя. Хемингуэй сломал свою расческу и отдал ей половинку. Девушка происходила из старинного далматинского рода. Последняя любовь писателя была безгрешной, их связывали только платонические отношения. Черноволосая муза положила конец творческому кризису. Ее "длинные ресницы, очень смуглая кожа", ее классическая красота вдохновили Хемингуэя на написание последнего романа "За рекой, в тени деревьев". Девушке льстила любовь маститого писателя, сама же она не испытывала к нему глубоких чувств. Роман "За рекой." во многом автобиографичен. Из творческого подъема, вызванного последней привязанностью, родилась также повесть-притча "Старик и море", лебединая песня Хемингуэя.

Хемингуэй в своих эссе описывал историю создания этой повести и работы над ней. На вопрос, как возник замысел этой повести, Хемингуэй в 1958 году ответил: "Я слышал о человеке, попавшем в такое положение с рыбой. Я знал, как это бывает-в лодке, в открытом море, один на один с большой рыбой. Я взял человека, которого знал двадцать лет, и вообразил его при таких обстоятельствах" Эрнест Хемингуэй о своей работе // Вопросы литературы. - 1960. - № 1. - С. 156. .

Рассказ о старом рыбаке он намеревался поместить в ту часть обширного полотна произведения, которая повествовала бы о море. Когда замысел выкристаллизовался, Хемингуэй стал писать стремительно, на одном дыхании. В это время он испытал вдохновляющее возвращение творческих сил. Как и всегда, Хемингуэй предъявлял к себе максимальную требовательность. В письме к издателю Ч. Скрибнеру в октябре 1951 г. Хемингуэй сообщал: "Это-проза, над которой я работал всю свою жизнь, которая должна быть лёгкой и лаконичной, и в то же время передавать все изменения видимого мира и сферы человеческого духа. Это самая лучшая проза, на которую я сейчас способен" Эрнест Хемингуэй о своей работе // Вопросы литературы. - 1960. - № 1. - С. 157. .

февраля 1951 года Хемингуэй поставил точку на рукописи, которая состояла из 26 тыс.531 слова. После того как повесть была перепечатана набело, Хемингуэй отложил её, решил дать ей "отлежаться", не торопясь с публикацией.

Между тем, друзья писателя, знакомясь со "Стариком", неизменно выражали своё горячее одобрение и восхищение отточенным мастерством Хемингуэя.

Чтобы проверить эти впечатления, Хемингуэй отправил рукопись Карлосу Бейнеру, профессору литературы в Принстонском университете, который серьёзно изучал творчество писателя. Бейнер присоединился к самым лестным оценкам повести, отметив, что старик Сантьяго достоин занять место рядом с шекспировским королём Лиром. Чарльз Скрибнер извещал Хемингуэя, что готов печатать рукопись, даже столь скромного объёма, в виде отдельной книги; в этот момент у Хемингуэя, наконец, сложилось и название его произведения.

Сомнения окончательно разрешил кинорежиссёр Леланд Хейуорд, гостивший на Кубе, который убеждал Хемингуэя: "Вам надо публиковать эту вещь, Папа". Когда Хемингуэй выразил опасения, что рукопись "слишком мала для книги", Л. Хейуорд ответил: "Чего вы достигли в ней, так это совершенства. Вам не удалось бы сказать больше того, что Вы сказали, если бы написали тысячу с лишним страниц".Л. Хейуорд посоветовал предложить повесть массовому иллюстрированному журналу "Лайф", будучи убеждён в её безусловном и заслуженном успехе. В стремлении правдиво - иными словами, реалистически - изображать жизнь видел Хемингуэй высшую задачу писателя, его призвание. Он верил, что только правдой можно помочь человеку. Для этого, как впоследствии будет сказано в повести "Старик и море", надо показать, "на что способен человек и что он может вынести". В сентябре 1952 года повесть "Старик и море" ("The Old Man and the Sea") увидела свет на страницах журнала "Лайф".

Повесть сама говорит за себя, как бы по-разному ее ни толковали. Сам Хемингуэй с насмешливым лукавством уклонялся от истолкования этой повести и в одном интервью 1954 года сказал: "Я попытался дать настоящего старика и настоящего мальчика, настоящее море и настоящую рыбу, и настоящих акул. И, если это мне удалось сделать достаточно хорошо и правдиво, они могут быть истолкованы по-разному. Что по-настоящему трудно, - это создать нечто действительно правдивое, а иной раз и более правдивое, чем сама правда" Эрнест Хемингуэй о своей работе // Вопросы литературы. - 1960. - № 1. - С. 156.

Очерк в 200 слов "На голубой струе", повествующий о кубинском рыбаке, поймавшем крупного тунца и долго отбивавшем свою добычу от стаи акул, заканчивался словами: "Когда его подобрали рыбаки, старик рыдал, полуобезумев от своей потери, а тем временем, акулы всё еще ходили вокруг его лодки" Хемингуэй Э. Собрание сочинений / Э. Хемингуэй. - М.: Худ. лит, 1968. - Т. 4. - С. 231.

Но когда через четверть века Хемингуэй вернулся к этой теме, он подошел к ней совсем по-иному. Это был уже не короткий репортаж, а повесть; частный анекдотический случай обогащен был многолетним личным опытом Хемингуэя, чемпиона по ловле тунца, многолетним соседством с рыбаками Кохимара, небольшой деревушки рядом с домом Хемингуэя. Он настолько изучил их жизнь, что, по собственным словам, мог бы написать книгу о каждом из рыбаков, или обо всем селении в целом. Однако он и усложнил, и ограничил свою задачу, вложив многое из того, что он знал о человеке и море, в один обобщающий образ старого рыбака Сантьяго.

Также повесть можно считать итогом нравственных исканий писателя. Она содержит в себе глубокую философию. По своей стилистике она близка к литературному жанру притчи, которая строится на аллегориях и заключает в себе моральную инсинуацию. Хемингуэй считал, что это именно тот герой, которого он искал на протяжении всего творческого пути. В его образе нашёл своё воплощение тот гуманистический идеал, воспетый писателем, о непобедимости человеческой личности. Хемингуэевский герой и его сознание могут быть осмыслены лишь в соотношении с народом, народным сознанием, оцениваться с народной позиции.

Идейный, жизненный поиск писателя и поиск его героя однонаправленные. Это поиск народа, приобщение к его радостям и горестям, его стремлением к свободе, к счастью. Поэтому мы можем говорить о том, что мужество Сантьяго - это не только мужество одного человека, это, безусловно, мужество всего кубинского народа. Отдельная личность, выведенная Хемингуэем, лишь символ стойкости этой многострадальной нации. "Старик и море" - это свидетельство тесной связи могучего таланта Хемингуэя с народом, каковы бы ни были осложнявшие эту связь кризисные явления, потрясавшие творчество Хемингуэя и задерживавшие его развитие.

В "Иметь и не иметь" Хемингуэй яростно разделался с богатыми яхтсменами. Тут, в "Старике и море", он уделяет им только презрительную концовку о туристах, которые путают костяк большой рыбы с акулой, и заботливо ограждает своего старика Сантьяго от всякого соприкосновения с этой растленной средой, позволив ему общаться только с подобными ему рыбаками и природой, а также с самим собой.

Повесть пользовалась огромным успехом, как у критики, так и у широкого читателя, вызвав мировой резонанс и бесчисленные трактовки, зачастую противоречащие друг другу. За свою великолепную книгу Хемингуэй получил Нобелевскую награду.

А И. Кашкин в своей статье "Содержание-форма-содержание" высказал мысль, что "Старик и море" - достаточно традиционная для Хемингуэя книга, и она стала лишь внешним поводом для Нобелевской награды. Нобелевский комитет, воспользовавшись ее выходом, поспешил наградить Хемингуэя, "пока тот не выдал еще одну бомбу непосредственного действия, каким был во многих отношениях роман "По ком звонит колокол". Спокойней было награждать за "стиль". Нобелевский комитет мотивировал свое решение так: он (Хемингуэй)"мастерски владеет искусством современного повествования" Кашкин И. Содержание-форма-содержание / И. Кашкин //Вопросы литературы. 1964. №1. - С. 131. Но при этом Кашкин не отрицает значимости и своеобразия повести. По его мнению, "все здесь глуше, примеренней, мягче, чем в прежних книгах" Кашкин И. Перечитывая Хемингуэя / И. Кашкин // Кашкин И. Для читателя-современника: Статьи и исследования. - М.: Сов. писатель, 1977. - С. 201. Если раньше Хемингуэй писал о слабостях сильных людей, то теперь он пишет о силе, о моральной силе старика. Он не осложняет победу старика "ни комбинациями боксера Джека, ни профессиональной гордостью матадора Гарсиа, ни вынужденным преступлением Моргана"Там же. , здесь появляется больше веры в человека и уважения к нему.

Старик рыбачил один на своей лодке в Гольфстриме. Вот уже восемьдесят четыре дня он ходил в море и не поймал ни одной рыбы. Первые сорок дней с ним был мальчик. Но день за днем не приносил улова, и родители сказали мальчику, что старик теперь уже явно salao, то есть «самый что ни на есть невезучий», и велели ходить в море на другой лодке, которая действительно привезла три хорошие рыбы в первую же неделю. Мальчику тяжело было смотреть, как старик каждый день возвращается ни с чем, и он выходил на берег, чтобы помочь ему отнести домой снасти или багор, гарпун и обернутый вокруг мачты парус. Парус был весь в заплатах из мешковины и, свернутый, напоминал знамя наголову разбитого полка.

Старик был худ и изможден, затылок его прорезали глубокие морщины, а щеки были покрыты коричневыми пятнами неопасного кожного рака, который вызывают солнечные лучи, отраженные гладью тропического моря. Пятна спускались по щекам до самой шеи, на руках виднелись глубокие шрамы, прорезанные бечевой, когда он вытаскивал крупную рыбу. Однако свежих шрамов не было. Они были стары, как трещины в давно уже безводной пустыне. Все у него было старое, кроме глаз, а глаза были цветом похожи на море, веселые глаза человека, который не сдается.

Сантьяго, - сказал ему мальчик, когда они вдвоем поднимались по дороге от берега, где стояла на причале лодка, - теперь я опять могу пойти с тобой в море. Мы уже заработали немного денег. Старик научил мальчика рыбачить, и мальчик его любил.

Нет, - сказал старик, - ты попал на счастливую лодку. Оставайся на ней.

А помнишь, один раз ты ходил в море целых восемьдесят семь дней и ничего не поймал, а потом мы три недели кряду каждый день привозили по большой рыбе.

Помню, - сказал старик. - Я знаю, ты ушел от меня не потому, что не верил.

Меня заставил отец, а я еще мальчик и должен слушаться.

Знаю, - сказал старик. - Как же иначе.

Он-то не очень верит.

Да, - сказал старик. - А вот мы верим. Правда?

Конечно. Хочешь, я угощу тебя пивом на Террасе? А потом мы отнесем домой снасти.

Ну что ж, - сказал старик. - Ежели рыбак подносит рыбаку… Они уселись на Террасе, и многие рыбаки подсмеивались над стариком, но он не был на них в обиде. Рыбакам постарше было грустно на него глядеть, однако они не показывали виду и вели вежливый разговор о течении, и о том, на какую глубину они забрасывали леску, и как держится погода, и что они видели в море. Те, кому в этот день повезло, уже вернулись с лова, выпотрошили своих марлинов и, взвалив их поперек двух досок, взявшись по двое за каждый конец доски, перетащили рыбу на рыбный склад, откуда ее должны были отвезти в рефрижераторе на рынок в Гавану. Рыбаки, которым попались акулы, сдали их на завод по разделке акул на другой стороне бухты; там туши подвесили на блоках, вынули из них печенку, вырезали плавники, содрали кожу и нарезали мясо тонкими пластинками для засола.

Когда ветер дул с востока, он приносил вонь с акульей фабрики; но сегодня запаха почти не было слышно, потому что ветер переменился на северный, а потом стих, и на Террасе было солнечно и приятно.

Сантьяго, - сказал мальчик.

Да? - откликнулся старик. Он смотрел на свой стакан с пивом и вспоминал давно минувшие дни.

Можно, я наловлю тебе на завтра сардин?

Не стоит. Поиграй лучше в бейсбол. Я еще сам могу грести, а Роджелио забросит сети.

Нет, дай лучше мне. Если мне нельзя с тобой рыбачить, я хочу помочь тебе хоть чем-нибудь.

Да ведь ты угостил меня пивом, - сказал старик. - Ты уже взрослый мужчина.

Сколько мне было лет, когда ты первый раз взял меня в море?

Пять, и ты чуть было не погиб, когда я втащил в лодку совсем еще живую рыбу и она чуть не разнесла все в щепки, помнишь?

Помню, как она била хвостом и сломала банку и как ты громко колотил ее дубинкой. Помню, ты швырнул меня на нос, где лежали мокрые снасти, а лодка вся дрожала, и твоя дубинка стучала, словно рубили дерево, и кругом стоял приторный запах крови.

Ты правда все это помнишь, или я тебе потом рассказывал?

Я помню все с самого первого дня, когда ты взял меня в море. Старик поглядел на него воспаленными от солнца, доверчивыми и любящими глазами:

Если бы ты был моим сыном, я бы и сейчас рискнул взять тебя с собой. Но у тебя есть отец и мать и ты попал на счастливую лодку.

Давай я все-таки схожу за сардинами. И я знаю, где можно достать четырех живцов.

У меня еще целы сегодняшние. Я положил их в ящик с солью.

Я достану тебе четырех свежих.

Одного, - возразил старик.

Он и так никогда не терял ни надежды, ни веры в будущее, но теперь они крепли в его сердце, словно с моря подул свежий ветер.

Двух, - сказал мальчик.

Ладно, двух, - сдался старик. - А ты их, часом, не стащил?

Стащил бы, если бы понадобилось. Но я их купил.

Спасибо, - сказал старик.

Он был слишком простодушен, чтобы задуматься о том, когда пришло к нему смирение. Но он знал, что смирение пришло, не принеся с собой ни позора, ни утраты человеческого достоинства.

Если течение не переменится, завтра будет хороший день, - сказал старик.

Надо будет уговорить моего тоже отойти подальше. Если тебе попадется очень большая рыба, мы тебе поможем.

Твой не любит уходить слишком далеко от берега.

Да, - сказал мальчик. - Но я уж высмотрю что-нибудь такое, чего он не сможет разглядеть, - ну хотя бы чаек. Тогда его можно будет уговорить отойти подальше за золотой макрелью.

Неужели у него так плохо с глазами?

Почти совсем ослеп.

Странно. Он ведь никогда не ходил за черепахами. От них-то всего больше и слепнешь.

Но ты столько лет ходил за черепахами к Москитному берегу, а глаза у тебя в порядке.

Я - не обыкновенный старик.

А сил у тебя хватит, если попадется очень большая рыба?

Думаю, что хватит. Тут главное - сноровка.

Давай отнесем домой снасти. А потом я возьму сеть и схожу за сардинами.

Они вытащили из лодки снасти. Старик нес на плече мачту, а мальчик - деревянный ящик с мотками туго сплетенной коричневой лесы, багор и гарпун с рукояткой. Ящик с наживкой остался на корме вместе с дубинкой, которой глушат крупную рыбу, когда ее вытаскивают на поверхность. Вряд ли кто вздумал бы обокрасть старика, но лучше было отнести парус и тяжелые снасти домой, чтобы они не отсырели от росы. И хотя старик был уверен, что никто из местных жителей не позарится на его добро, он все-таки предпочитал убирать от греха багор, да и гарпун тоже.

Они поднялись по дороге к хижине старика и вошли в дверь, растворенную настежь. Старик прислонил мачту с обернутым вокруг нее парусом к стене, а мальчик положил рядом снасти. Мачта была почти такой же длины, как хижина, выстроенная из листьев королевской пальмы, которую здесь зовут guano. В хижине были кровать, стол и стул и в глинобитном полу - выемка, чтобы стряпать пищу на древесном угле. Коричневые стены, сложенные из спрессованных волокнистых листьев, были украшены цветными олеографиями Сердца господня и Santa Maria del Cobre. Они достались ему от покойной жены. Когда-то на стене висела и раскрашенная фотография самой жены, но потом старик ее спрятал, потому что смотреть на нее было уж очень тоскливо. Теперь фотография лежала на полке в углу, под чистой рубахой. - Что у тебя на ужин? - спросил мальчик.

Миска желтого риса с рыбой. Хочешь?

Нет, я поем дома. Развести тебе огонь?

Не надо. Я сам разведу попозже. А может, буду есть рис так, холодный.

Можно взять сеть?

Конечно.

Никакой сети давно не было - мальчик помнил, когда они ее продали. Однако оба каждый день делали вид, будто сеть у старика есть. Не было и миски с желтым рисом и рыбой, и это мальчик знал тоже. - Восемьдесят пять - счастливое число, - сказал старик. - А ну как я завтра поймаю рыбу в тысячу фунтов?

Первые три ассоциации, когда мы слышим фамилию Хемингуэй: вино, ружье, «мужская проза». Последнее определение очень важное, потому что сейчас в ходу «пацанская проза», так вот Эрнест Хемингуэй - автор именно «мужской». Мужчина всегда остается мужчиной, даже в старости. Об этом и рассказывает нам сочинение американского классика «Старик и море». Анализ его спешит со всей возможной проворностью предстать пред светлыми очами читателя настоящей статьи.

Сюжет

История про старика Сантьяго и его борьбу с огромной рыбой.

Маленький поселок на Кубе. Пожилому рыбаку перестала сопутствовать удача, он уже почти три месяца не ведал сладкого чувства удовлетворения от пойманной добычи. Полпути разочарования с ним прошел мальчик Манолин. Потом младшему партнеру родители сообщили, что Сантьяго больше не дружит с фортуной и их сыну лучше поискать другую компанию для походов в море. Кроме того, надо же кормить свою семью. Мальчик уступил желанию родителей, хотя сам не хотел оставлять старого рыбака, он ему очень нравился.

И вот настал день, в который, как чувствовал старик, все должно измениться. И действительно, так и вышло: Сантьяго умудрился поймать на крючок огромную рыбину. Человек и рыба боролись несколько дней, и когда добыча была побеждена, старик потащил её домой, привязав к лодке. Но, пока они сражались, лодку унесло далеко в море.

По пути домой старик уже в уме подсчитывал барыши от продажи рыбы, как вдруг заприметил акульи плавники на поверхности воды.

Атаку первой акулы он отбил, но когда морские звери напали стаей, рыбак уже не сдюжил. Хищники оставили лодку в покое только после того, как почти полностью съели «награду» рыбака (от пойманной пожилым человеком рыбы остался только трофей - огромный скелет).

Старик не привез в свой поселок улов, но зато он доказал свою состоятельность как рыбака. Сантьяго, конечно, был расстроен и даже плакал. Первым на берегу встретил верный его спутник - Манолин, которого от старика оторвал только родительский наказ и необходимость добывать пропитание для своей семьи. Он утешал старика и говорил, что больше никогда его не покинет и многому у него научится и они вместе поймают еще много рыбы.

Надеемся, что читателю не показался предлагаемый здесь пересказ неполным, а если он вдруг спросит: «Почему такое содержание произведения («Старик и море») краткое?» «Анализ тоже требует места, дорогой читатель», - ответим мы ему.

Вот за такую не слишком замысловатую историю Эрнест Хемингуэй получил в 1953 году а в 1954-м - Нобелевскую премию по литературе, которой было отмечено все творчество писателя.

Пусть читатель не сердится за долгую прелюдию к исследованию, но без сюжета истории под названием «Старик и море» анализ проводить затруднительно, ибо он должен опираться на факты, изложенные хотя бы сжато.

Почему повесть называется «Старик и море»?

Хемингуэй - замечательный сочинитель. Он смог написать историю так, что восхитил специалистов и уже не одно поколение читателей, а В произведении писатель поднял вечную тему человека и стихии. «Старик и море» (анализ, осуществляемый в настоящей статье, подтверждает такой вывод) - это история прежде всего о борьбе дряхлого, старого человека и вечно молодой, сильной и мощной стихии. В повести важна не только рыба, но и природа в целом. Именно с ней сражается человек и в этой схватке не проигрывает.

Почему главным героем выбран старик?

Исследование книги «Старик и море» (анализ ее) предполагает ответ на этот, в общем-то, очевидный вопрос.

Если бы рыбак был молод, повествование не было бы таким драматичным, это был бы боевик, как, например, «Иметь и не иметь» того же автора. В произведении-лауреате Хемингуэю удалось выдавить из читателя скупую мужскую слезу (или неудержимые и громогласные женские рыдания) о грустной судьбе старого морского волка.

Особые приемы Хемингуэя, погружающие читателя в атмосферу повести

В книге американского классика нет захватывающего развития событий. В произведении почти отсутствует динамика, зато оно насыщено внутренним драматизмом. Кому-то может показаться, что повествование Хемингуэя скучное, но это совсем не так. Если бы писатель не уделял столько внимания деталям и так подробно не расписывал мучения старика в море, то читатель не смог бы в полной мере почувствовать страдания моряка собственным нутром. Другими словами, если бы не было этой «вязкости и клейкости» текста, то «Старик и море» (анализ произведения это доказывает) не было таким проникновенным сочинением.

Старик Сантьяго и мальчик Манолин - история дружбы двух поколений

Помимо главной темы в книге, написанной Эрнестом Хемингуэем, присутствуют и дополнительные поводы для размышлений. Один из них - дружба старика и мальчика. Как трогательно волнуется Манолин за Сантьяго, как он подбадривает его во время неудач. Бытует мнение, что старики и дети так хорошо ладят потому, что одни недавно вышли из небытия, а другие скоро туда попадут. Эта общая Родина, откуда одни приезжают, а другие вот-вот уедут, на бессознательно-интуитивном уровне их сближает.

Если же говорить конкретно о двух героях, кажется, мальчик просто чувствует, что старик - мастер своего дела, матерый моряк. Манолин, вероятно, считает, что у него действительно есть чему поучиться, и, пока он жив, не стоит упускать эту возможность.

Нам остается в повести "Старик и море" (анализ произведения почти закончен) рассмотреть только вопрос о дискриминации. Он вряд ли заботил Эрнеста Хемингуэя, когда тот писал шедевр, очень злободневный в настоящее время, но повесть дает пищу для размышлений в этом направлении.

Дискриминации и «Старик…»

Во все времена к детям, старикам и инвалидам было принято относиться со снисхождением: одни мало что могут еще, другие не пригодны к чему-то серьезному уже, а третьи самой природой поставлены вне обычных рамок.

Но совсем не так думал Эрнест Хемингуэй. «Старик и море» (анализ, приведенный в статье, это подтверждает) говорит, что у всех списанных со счетов обществом людей еще есть надежда на спасение и свершения. А дети и старики даже могут объединяться в отличную команду, которая способна утереть нос многим.

Опыт и старость рыбака в рассказе американского классика преподносятся как преимущества. И правда, представьте, если бы рыбак был молод и полон сил, то он, скорее всего, не выдержал бы схватки с рыбиной и свалился бы без сознания. Молодой - да, старик - нет, никогда!

Размышлял много о героической фигуре рыбака сам Эрнест Хемингуэй. «Старик и море» (анализ подтверждает это) - памятник человеческому мужеству.

«Человека можно уничтожить, но нельзя победить»

Для старика это не просто работа. Для него борьба в море - это способ доказать себе и обществу, что он все еще в обойме, а значит, не имеет права «отключаться» из-за голода и жажды, солнца и даже онемения конечностей, а уж тем более умирать.

Да, моряк не довез свою рыбу в этот раз, но он все равно совершил подвиг. И мы твердо верим, что у какого-то другого старика (необязательно покорителя морских далей) непременно будет возможность так же поквитаться с судьбой, как у его собрата, и сотворить что-то выдающееся.

Однажды в журнале «Нью-Йоркер» появилась карикатура на Эрнеста Хемингуэя (1899–1961): мускулистая волосатая рука, сжимающая розу. Так в рисунке, подписанном “Душа Хемингуэя”, были обозначены две стороны его личности и творчества. С одной стороны, это культ охоты, корриды, спорта и острых ощущений. С другой стороны, затаённая потребность в вере и любви.

Название повести «Старик и море» (1952) напоминает название сказки. По сказочной схеме поначалу разворачивается и сюжет. Старому рыбаку Сантьяго не везёт. Вот уже восемьдесят четыре дня он не может поймать ни одной рыбы. Наконец, на восемьдесят пятый день он добывает невиданную рыбу: он нашёл её на такой глубине, “куда не проникал ни один человек. Ни один человек на свете”; она такая большая, “какой он никогда не видел, о какой даже никогда не слышал”. В разговорах старика с самим собой возникает даже сказочный зачин: “Жили-были три сестры: рыба и мои две руки” (перевод Е.Голышевой и Б.Изакова). Но сказочного пути от несчастья к счастью в повести не выходит. Лодку с привязанной к ней добычей атакуют акулы, и старику, как ни бился он с ними, остаётся лишь обглоданный скелет большой рыбы.

Сюжет «Старика и моря» развёрнут по другим законам - не сказки, но мифа. Действие здесь не имеет завершающего итога: оно совершается по кругу. Слова ученика Сантьяго, мальчика: “Теперь я опять могу пойти с тобой в море” - почти дословно, только с другой интонацией, повторены в конце повести: “Теперь мы опять будем рыбачить вместе”. В море старик ощущает не только окружающие вещи и явления, но и даже части собственного тела - олицетворёнными, одушевлёнными (“«Для такого ничтожества, как ты, ты вела себя неплохо», - сказал он левой руке”). Человек и стихия представляются ему связанными родственными или любовными узами (“сёстры мои, звёзды”, морские свиньи “нам родня”, большая рыба “дороже брата”, море - женщина, “которая дарит великие милости или отказывает в них”). Его размышления о вечной борьбе человека со стихией перекликаются с традиционными мифами: “Представь себе: человек что ни день пытается убить луну! А луна от него убегает. Ну, а если человеку пришлось бы каждый день охотиться за солнцем? Нет, что ни говори, нам ещё повезло”. В решающий момент схватки Сантьяго обретает всю полноту мифологического мышления, уже не различая “я” и “не-я”, себя и рыбу. “Мне уже всё равно, кто кого убьёт, - говорит он себе. - <…> Постарайся переносить страдания, как человек… Или как рыба”.

Важными элементами литературного мифа являются загадочные лейтмотивы. Вглядимся в текст «Старика и моря»: какие образы постоянно повторяются, какие темы проходят красной нитью через всё повествование? Вот хижина старика. Её стены украшены картинками с изображениями Христа и Богоматери, а под кроватью лежит газета с результатами бейсбольных матчей. Их и обсуждают старик с мальчиком:

“- «Янки» не могут проиграть.

Как бы их не побили кливлендские «Индейцы»!

Не бойся, сынок. Вспомни о великом Ди Маджио”.

Случайно ли это “соседство” в тексте “Сердца Господня” и “великого Ди Маджио”? Читатель, привыкший к тому, что Хемингуэй самые важные свои идеи прячет в подтекст, готов насторожиться и здесь: нет, не случайно.

Хемингуэй сравнивал свои произведения с айсбергами: “Они на семь восьмых погружены в воду, и только одна восьмая их часть видна”. Как в финале своего знаменитого романа «Прощай, оружие» писатель изображает отчаянье героя? С помощью одной детали, оброненной вскользь: “Немного погодя я вышел и спустился по лестнице и пошёл к себе в отель под дождём”. Ни слова не сказано о внутреннем состоянии героя, но именно поэтому “под дождём” вызывает расширяющиеся круги ассоциаций: безысходная тоска, бессмысленное существование, “потерянное поколение”, “закат Европы”. Так работает система намёков и умолчаний в произведениях Хемингуэя.

В подтексте «Старика и моря» более чем далёкие понятия - “вера” и “бейсбол” - оказываются сопоставленными и противопоставленными. Даже у рыбы, в представлении старика, глаза похожи на “лики святых во время крестного хода”, а меч вместо носа - на бейсбольную биту. Три раза молитва - разговор с Богом - сменяется разговором с Ди Маджио. В душе старика борются, с одной стороны, смиренное желание попросить Бога о помощи, а с другой стороны - горделивая потребность сверить свои поступки с высоким образом Ди Маджио.

Когда рыба выныривает из глубины, молитва и обращение к великому бейсболисту звучат с одинаковой силой. Старик сначала начинает читать «Отче наш», а потом думает: “…Я должен верить в свои силы и быть достойным великого Ди Маджио…” Когда приближается развязка в его поединке с рыбой, старый рыбак обещает прочесть сто раз «Отче наш» и сто раз «Богородицу», но, убив рыбу, уже не молится, не благодарит Бога, зато с торжеством заключает: “…Я думаю, что великий Ди Маджио мог бы сегодня мной гордиться”. Наконец, когда акулы начинают отрывать от рыбы кусок за куском, старик отказывается от религиозных вопросов (“пусть грехами занимаются те, кому за это платят”) и прямо ставит рядом рыбака святого Петра и сына рыбака Ди Маджио.

Что это значит? Что стоит за этой борьбой лейтмотивов? Как и другие герои писателя, старик лишён веры и предан миру спорта: между неверием и любовью к спорту в мире Хемингуэя существует неожиданная, но несомненная связь. Как ни странно, персонажи его книг становятся спортсменами, тореадорами, охотниками именно потому, что им угрожает небытие, “nada”.

Понятие “nada” (в переводе с испанского - “ничто”) - ключевое для Хемингуэя. То, что многие герои писателя подразумевают, прямо сказано в новелле «Там, где чисто, светло». Её персонаж, как и старик, говорит сам с собой и вспоминает «Отче наш», но не с надеждой, а с предельным отчаяньем: “Всё - ничто, да и сам человек - ничто. Вот в чём дело, и ничего, кроме света, не надо, да ещё чистоты и порядка. Некоторые живут и никогда этого не чувствуют, а он-то знает, что всё это nada y pues nada, y nada y pues nada [ничто и только ничто, ничто и только ничто]. Отче ничто, да святится ничто твоё, да приидет ничто твоё, да будет ничто твоё, яко в ничто и в ничто”.

Слово “спортсмен” для Хемингуэя вовсе не синоним слова “победитель”: перед лицом “nada”, “ничто” победителей не бывает. Сантьяго, над которым смеются молодые рыбаки и которого жалеют рыбаки постарше, терпит неудачу за неудачей: его называют “salao” - то есть самый что ни на есть невезучий. Но и Ди Маджио не потому велик, что он всё время выигрывает: в последнем матче его клуб как раз проиграл, сам же он только ещё входит в форму и по-прежнему мучим болезнью с загадочным названием “пяточная шпора”.

Но долг спортсмена, охотника, рыбака - сохранить выдержку и достоинство в ситуации “nada”. Современный “настоящий мужчина” в чём-то подобен средневековому рыцарю: феодальному кодексу сословной чести соответствует новейший “принцип спортивной чести”. В мире Хемингуэя поражения имеют героический смысл: по словам американского писателя и критика Роберта Пенна Уоррена, сильные люди “осознают, что в принимаемой ими боксёрской стойке, особой выдержке, плотно сжатых губах и состоит своего рода победа”.

Значит, спорт для Хемингуэя - это не просто игра. Это ритуал, дающий хоть какой-то смысл бессмысленному существованию человека.
Вопросы на поля

Сравните героя “nada” с героем средневекового эпоса о Роланде. В чём их сходство? В чём различие? Подсказку ко второму вопросу можно найти в следующем диалоге главных персонажей романа Хемингуэя «Фиеста» - Брет и Джейка:

Знаешь, всё-таки приятно, когда решишь не быть дрянью.

Это отчасти заменяет нам Бога.

У некоторых людей есть Бог, - сказал я. - Таких даже много.

Мне от него никогда проку не было.

Выпьем ещё по мартини?

Таков типичный герой Хемингуэя. Таков и Сантьяго - но не во всём. Он никому не уступит в доблести, в готовности исполнить свой ритуальный долг. Подобно спортсмену, он своей героической борьбой с рыбой показывает, “на что способен человек и что он может вынести”; делом утверждает: “Человека можно уничтожить, но его нельзя победить”. Но, в отличие от героев предшествующих книг Хемингуэя, в старике нет ни чувства обречённости, ни ужаса “nada”.

Если для современных рыцарей “nada” их кодекс есть как бы островок смысла в море бессмысленности, то для Сантьяго всё в мире - и особенно в море - исполнено смысла. Зачем он вдохновляется примером Ди Маджио? Вовсе не с тем, чтобы противопоставить себя миру, но чтобы быть достойным слияния с ним. Обитатели моря совершенны и благородны; старик не должен уступить им. Если он “исполнит то, для чего родился”, и сделает всё, что в его силах, тогда он будет допущен на великий праздник жизни.

Утрата веры небесной не мешает старику верить в земной мир, и без надежды на вечную жизнь можно надеяться на “временное” будущее. Лишённый небесной благодати, Сантьяго обретает благодать земную. Благоговение перед морем и истовое служение дают герою подобие христианских добродетелей: смирение перед жизнью, бескорыстную, братскую любовь к людям, рыбам, птицам, звёздам, милосердие к ним; его преодоление себя в борьбе с рыбой сродни духовному преображению. При этом культ Христа и его святых замещается культом “великого Ди Маджио”. Недаром старик всё время, как в ритуале, повторяет про болезнь бейсболиста (“пяточную шпору”): в каком-то смысле Ди Маджио тоже, как и Христос, страдает для людей.

Героизм “nada” не приносит плодов, а старик за свою верность Ди Маджио и морю получает награду. Обратим внимание: Сантьяго всё время снятся львы; старик не охотится на них во сне, а только с любовью наблюдает за их играми и совершенно счастлив. Это и есть его прижизненный рай, обретение полного соединения с природой. А ещё старику обещана будущая жизнь: его опыт, его любовь, все его силы перейдут в его ученика - мальчика Манолина. Значит, есть смысл жить, значит, “человек выстоит”.

Повесть заканчивается не достижением победы, а достижением земной благодати: “Наверху, в своей хижине, старик опять спал. Он снова спал лицом вниз, и его сторожил мальчик. Старику снились львы”.

«Старик и море» вызвал горячие споры среди читателей и критиков. Особенно важно для Хемингуэя было мнение его великого современника У.Фолкнера: “На этот раз он нашёл Бога, Создателя. До сих пор его мужчины и женщины творили себя сами, лепили себя из собственной глины; побеждали друг друга, терпели поражения друг от друга, чтобы доказать себе, какие они стойкие. На этот раз он написал о жалости - о чём-то, что сотворило их всех: старика, который должен был поймать рыбу, а потом потерять; рыбу, которая должна была стать его добычей, а потом пропасть; акул, которые должны были отнять её у старика, - сотворило их всех, любило и жалело”. Без малого через десять лет Хемингуэй застрелился.
Михаил Свердлов