Андрей Владимирович Крутских (род. 30 августа 1951) - российский политолог, спецпредставитель президента РФ по вопросам международного сотрудничества в сфере информационной безопасности. Действительный член Российской академии естественных наук, Чрезвычайный и Полномочный посланник I класса (с 17.11.2009). Входил в состав российской делегации на переговорах с США по ограничению стратегических наступательных вооружений. Посол по особым поручениям МИД России, специальный координатор по вопросам политического использования ИКТ.

Биография

Окончил Московский государственный институт международных отношений (МГИМО) МИД СССР в 1973 году. С окончания МГИМО работает в системе МИД, занимая дипломатические должности в центральном аппарате министерства и за границей. Доктор исторических наук и профессор кафедры мировых политических процессов МГИМО МИД России. Действительный член Российской академии естественных наук.

С 17 ноября 2009 года Чрезвычайный и Полномочный посланник II класса (с 17.11.2009) и I класса (с 10.02.2014).

Работал в департаменте США и Канады. Работал в департаменте по вопросам безопасности и разоружения. Работал в российских посольствах и генеральных консульствах США и Канады.

Входил в состав российской делегации на переговорах с США по ограничению стратегических наступательных вооружений.

Председатель группы правительственных экспертов ООН по проблеме обеспечения международной информационной безопасности в период с 2004 по 2005 и с 2009 по 2010 годы. Возглавил группу экспертов по международной информационной безопасности Шанхайской организации сотрудничества в 2006 году.

С 31 августа 2011 года занимает должность заместителя директора департамента по вопросам новых вызовов и угроз МИД России.

Посол по особым поручениям Министерства Иностранных Дел Российской Федерации, а также специальный координатор по вопросам политического использования информационно-коммуникационных технологий. Курирует проблематику международного научно-технологического сотрудничества, обеспечения международной информационной безопасности и осуществление международных проектов в области высоких технологий.

Указом президента от 6 февраля 2014 года на него возложены обязанности специального представителя президента РФ по вопросам международного сотрудничества в области информационной безопасности.

Член оргкомитета Инфофорума - форума по информационной безопасности.

Основные работы

• «Американская политика „партнерства“ в восточноазиатском регионе», 1980 г.
• «Американский империализм - угроза миру и безопасности народов», 1983 г.
• «Политика США в Индийском океане», 1984 г.

Награды

В 2010 году награждён медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, в 2004 году знаком отличия «За безупречную службу» XXX лет (2004 г.). Имеет благодарность президента РФ за большой вклад в обеспечение председательства РФ в ШОС в 2008-2009 гг., подготовку заседания Совета глав государств - членов ШОС и первого саммита БРИК в Екатеринбурге в 2009 году (2010 г.).

Вопрос: Довольны ли вы тем, как прошла встреча?

Ответ: Сказать, что доволен - это значит ничего не сказать. Во-первых, был побит рекорд для подобных встреч под эгидой Совбеза России: в Грозный приехали представители 75 стран. Во-вторых, по моей теме - информационной безопасности - получилось серьезное, живое обсуждение. С докладами выступили представители девяти стран. Главное же состоит в том, что логика и философия российского подхода к решению проблем информационной безопасности завоевывает все большую популярность.

Вопрос: В чем это проявляется?

Ответ: Нам удалось доказать, что правила поведения в информационном пространстве нужны. В спорах по этому поводу с американцами и рядом других западных партнеров ушли годы. Но сейчас необходимость таких правил принимается как данность. Наши партнеры говорят: «Как же раньше мы до этого не додумались?»

Вопрос: Почему для России это столь важно?

Ответ: Интерес к проблематике обуславливается острейшим политическим противоборством, которое разворачивается в мире с использованием ИКТ. Уступить в этом противоборстве Россия как великая держава, естественно, позволить себе просто не может. Информационные технологии, как и ядерные в свое время, определяют национальную безопасность и суверенитет страны.

При этом если говорить в целом о ситуации в глобальном информационном пространстве, то она имеет тенденцию к ухудшению, а в свете известных региональных событий - даже к обострению. Думаю, что геополитическое состояние современного мира в силу специфики революции в сфере информационно-коммуникационных технологий и методов их использования можно было бы назвать «войной в условиях мира».

Вопрос: И есть ли жертвы?

Ответ: Война далеко не виртуальная. Она наносит реальный ущерб. Ведется, прекрасно сочетаясь с поддержанием дипломатических отношений. В частности, по экспоненте растет число компьютерных атак. В прошлом году количество вредоносных воздействий на российские государственные интернет-ресурсы превысило 70 млн. Примерно в таком же объеме происходит киберконфронтация, например, между Китаем и США. Неоднократно подвергалась чувствительным атакам Южная Корея. Будучи в Сеуле, мне довелось быть свидетелем одной из таких атак: она затронула работу важных государственных органов, СМИ, банковской системы, Сеульского университета. Никто не застрахован от подобного рода кибернападений.

Вопрос: С другими странами уже удалось прийти к единому пониманию того, какие именно правила необходимо установить?

Ответ: Общие философские вещи оговорены, по ним есть консенсус. Теперь нужно правовое движение. Нужно определить, что можно, а что нельзя. Что хорошо, а что плохо. Международное сообщество сейчас само себе задает этот вопрос. И более того, оно настаивает на том, чтобы правила, нормы, принципы поведения были максимально оперативно выработаны в рамках группы правительственных экспертов ООН по международной информационной безопасности. Сейчас представительство в ней рекордно высоко - 25 стран.

Вопрос: Как и где именно в итоге будут закреплены принципы поведения?

Ответ: Это будет резолюция Генеральной ассамблеи ООН. Речь идет о так называемом мягком праве (то есть правила будут иметь рекомендательный характер.- “Ъ”). Но если резолюция будет принята консенсусом (а есть все основания надеяться на это), то мало кто дерзнет пойти против остальных.

Вопрос: Неужели подходы к проблеме действительно едины?

Ответ: Есть всеобщая заинтересованность в том, чтобы в этот процесс выработки правил ответственного поведения государств в глобальном информационном пространстве были включены все страны. Ведь если хотя бы одна страна выпадет из общего режима, то все хакеры начнут обходить глобальный режим через эту «тихую гавань». Это очень важное положение, которое Россия все время отстаивала и которое уже было зафиксировано (пусть пока и не в правовой форме) в докладе группы правительственных экспертов 2015 года.

Вопрос: Какие конкретно правила и нормы предлагает принять Россия?

Ответ: Во-первых, ИКТ должны использоваться исключительно в мирных целях. Во-вторых, в цифровой сфере должны действовать такие общепризнанные принципы, как неприменение силы или угрозы силой, уважение суверенитета, невмешательство во внутренние дела государств. При этом с учетом уникальных особенностей ИКТ могут вырабатываться дополнительные правовые нормы. В-третьих, должно быть зафиксировано, что государства обладают суверенитетом над информационно-коммуникационной инфраструктурой на своей территории. В-четвертых, нельзя огульно обвинять кого-то в кибернападении, надо представить доказательства. То есть надо исключить возможности того, чтобы ничем не подкрепленные заявления о нападении использовали в качестве предлога для начала бомбардировок - как было с пробиркой Колина Пауэлла применительно к Ираку (госсекретарь США в 2003 году на заседании Совбеза ООН показал пробирку с неким порошком в целях доказательства того, что режим Саддама Хусейна обладал оружием массового поражения.- “Ъ”).

Кроме того, государства не должны использовать посредников для осуществления кибератак или допускать того, чтобы их территории использовались в этих целях. Каждая страна несет ответственность за то, что происходит в киберпространстве на ее территории или с ее территории. Если в резолюции Генассамблеи ООН это будет зафиксировано, значит нам удалось договориться о принципе, который позволит исключить атаки одного государства на другое.

Наконец, власти стран не должны оказывать давление на компании с тем, чтобы те встраивали скрытые вредоносные функции либо уязвимости в свои коммерческие продукты.

Вопрос: А не нужны ли женевские конвенции XXI века - правила поведения во время вооруженных конфликтов?

Ответ: Сейчас звучат предложения принять некие «нормы для мирного времени» и отдельно - для военного, которые будут, видимо, работать в одних случаях и не работать в других. Но при таком подходе размывается ключевой смысл целеполагания принятия правил - предотвращение киберконфликтов, гарантирование мирного и стабильного развития глобального информационного пространства.

Регулировать военные конфликты в информационном пространстве - это не главный приоритет для нас. Потому что если война начнется, то она будет до победного конца, и там уже будет не до соблюдения правил. Главное (и это участники конференции в Грозном восприняли едва ли не с аплодисментами) - предотвращать конфликты. Для этого нужны меры доверия, механизмы мониторинга ситуации, оперативного обмена информацией.

Россия еще в 1998 году впервые подняла эту тему на заседании Генассамблеи ООН. Тогда все были в недоумении и считали, что речь идет о какой-то блажи, футурологии. Но теперь выяснилось, что мы правильно угадали с темой. Это новое измерение человеческого бытия и надо заблаговременно подстелить соломку. Что в течение этих лет Россия и делала. Эта «соломка» теперь оценена по достоинству.

Вопрос: Но ведь по-прежнему есть и разногласия?

Ответ: Поле для тяжелейшей дипломатической и политической борьбы остается, потому что не по всем методологическим и содержательным аспектам мы договорились - прежде всего, с США. Конечно, в ходе политического процесса все - и мы, и они - будут пытаться перетянуть канат на свою сторону. Но общая цель обозначена. Как и в случае с ядерным оружием, например, есть осознание необходимости договариваться. Причем делать это как можно быстрее, пока весь процесс еще хоть как-то контролируем и управляем.

Вопрос: Тем не менее в Грозном американцев не было. Да и высокопоставленных представителей стран НАТО, по сути, тоже.

Ответ: Они сами для себя решают вопрос об участии или неучастии. Приглашения были разосланы всем. И представители многих стран, с которыми удалось пообщаться, выражали сожаление, что должны были в рамках общей политики отказа от контактов с нами воздержаться и от участия во встрече в Грозном. Они очень многое потеряли. Но это их проблема.

К тому же нет худа без добра. Делегаты из 75 стран оказались в Грозном без смотрящего. И поэтому они были раскрепощены и могли говорить то, что хотели,- без оглядки на какую-либо блоковую солидарность. Ведь ряд стран НАТО на встрече все-таки был представлен - это и Румыния, и Германия, и Венгрия, и Словакия. Были и другие союзники США - например, Южная Корея. Каждый из участников высказывал свою национальную позицию. Что отрадно, эти позиции совпадали с той философией, которую исповедует Россия. Повторюсь, речь идет, в первую очередь, о предотвращении конфликтов в информационном пространстве, недопущении его милитаризации, невмешательстве во внутренние дела и суверенитет стран в рамках новой инфраструктуры ИКТ, которая этим странам принадлежит.

Вопрос: Помимо кибербезопасности, на конференции много говорилось о терроризме. Эти темы, по вашему мнению, взаимосвязаны?

Вопрос: Конечно. Ведь, скажем, кибертерроризм - одно из наиболее страшных явлений, при этом оно совсем новое. Например, «Исламское государство» (запрещенная в РФ террористическая группировка.- “Ъ”) уже влезло в информационное пространство и занимается кибертерроризмом. Плюс колоссальный ущерб планете наносит киберпреступность. Ежегодные объемы ущерба, согласно разным подсчетам, составляют от $500 млрд до $2–3 трлн. Тема информационной безопасности объединяет всю триаду угроз - военно-политическое использование контента, терроризм и киберпреступность. Кому-то из стран ближе первый аспект, кому-то второй или третий. Но в целом эти темы рассматриваются в комплексе.

Вопрос: Возвращаясь к отношениям с американцами. В конце апреля в Женеве прошла двусторонняя встреча по кибербезопасности, участники которой назвали ее успешной. Продолжение планируется?

Ответ: Что касается российской стороны, то мы давно выступаем за регулярность этих встреч. За то, чтобы они стали рутиной. Причем речь идет о встречах на всех уровнях - и высоком политическом (как это было в Женеве), и экспертном, и на уровне отдельных ведомств. Кроме того, нужно, чтобы разговаривали военные с военными.

Но думаю, что в условиях интенсификации президентской избирательной кампании американцам будет не до встреч с кем-либо. У них ведь наступает решающий этап. Наверное, контакты между нами сохранятся на экспертном уровне в рамках трех действующих соглашений по мерам доверия, которые были подписаны президентами Бараком Обамой и Владимиром Путиным в 2013 году. За экспертами в любом случае не заржавеет. Но о чем-то более масштабном, думаю, можно будет говорить после выборов.

Вопрос: А что нам обсуждать в двустороннем формате?

Ответ: На встрече в Женеве мы говорили, что сейчас помимо мер доверия хотели бы обсуждать и тему предотвращения инцидентов между двумя странами. Как именно это будет реализовано, второй вопрос. Но сама тема вызывает интерес и у американцев, и у нас. Это в интересах как бизнеса, так и частных граждан. Потому что одно дело уведомлять и предупреждать друг друга, а другое - непосредственно практически сотрудничать по предотвращению инцидентов.

Входил в состав российской делегации на переговорах с США по ограничению стратегических наступательных вооружений . Награждён орденом «За заслуги перед Отечеством» (II степени, 2010) . Посол по особым поручениям МИД России, специальный координатор по вопросам политического использования ИКТ .

Биография

Окончил Московский государственный институт международных отношений (МГИМО) МИД СССР в 1973 году. С окончания МГИМО работает в системе МИД, занимая дипломатические должности в центральном аппарате министерства и за границей . Доктор исторических наук и профессор кафедры мировых политических процессов МГИМО МИД России . Действительный член Российской академии естественных наук .

С 17 ноября 2009 года Чрезвычайный и Полномочный посланник II класса (с 17.11.2009) и I класса (с 10.02.2014) .

Работал в департаменте США и Канады. Работал в департаменте по вопросам безопасности и разоружения . Работал в российских посольствах и генеральных консульствах США и Канады .

Входил в состав российской делегации на переговорах с США по ограничению стратегических наступательных вооружений .

Председатель группы правительственных экспертов ООН по проблеме обеспечения международной информационной безопасности в период с 2004 по 2005 и с 2009 по 2010 годы . Возглавил группу экспертов по международной информационной безопасности Шанхайской организации сотрудничества в 2006 году .

С 31 августа 2011 года занимает должность заместителя директора департамента по вопросам новых вызовов и угроз МИД России .

Посол по особым поручениям Министерства Иностранных Дел Российской Федерации , а также специальный координатор по вопросам политического использования информационно-коммуникационных технологий . Курирует проблематику международного научно-технологического сотрудничества, обеспечения международной информационной безопасности и осуществление международных проектов в области высоких технологий .

Указом президента от 6 февраля 2014 года на него возложены обязанности специального представителя президента РФ по вопросам международного сотрудничества в области информационной безопасности .

Член огркомитета Инфофорума - форума по информационной безопасности .

Публикации

• «Американская политика „партнерства“ в восточноазиатском регионе», 1980 г.
• «Американский империализм - угроза миру и безопасности народов», 1983 г.
• «Политика США в Индийском океане», 1984 г.

Награды

В 2010 году награжден медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, в 2004 году знаком отличия «За безупречную службу» XXX лет (2004 г.). Имеет благодарность президента РФ за большой вклад в обеспечение председательства РФ в ШОС в 2008-2009 гг., подготовку заседания Совета глав государств - членов ШОС и первого саммита БРИК в Екатеринбурге в 2009 году (2010 г.) .

Напишите отзыв о статье "Крутских, Андрей Владимирович"

Примечания

1. . kremlin.ru (6 февраля 2014).
2. .
3. .

Ссылки

• .
• .

Интервью

• .
• .

Отрывок, характеризующий Крутских, Андрей Владимирович

Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.

Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l"autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…

Андрей Крутских, специальный представитель Президента Российской Федерации по вопросам международного сотрудничества в области информационной безопасности, посол по особым поручениям, рассказывает, какую роль оказывает современная геополитика на обеспечение глобальной и национальный кибербезопасности, а также о перспективах российско-американского взаимодействия в этой сфере (по выступлению на Инфофоруме 2017 в Москве 2 февраля 2017 года).

Бедный, бедный Дональд Трамп! Конечно, я не имею ввиду его личное финансовое состояние и состояние его семьи. Он бедный, потому что не может нормально работать – все время икает, так как его постоянно все вспоминают и в США, и за рубежом. Вот и я не удержался и решил порассуждать о возможной политике новой президентской администрации США. Особенно в свете двух уже известных факторов. Первое – глобальная геополитика объективно меняется, и к чему на практике приведут изменения, мы скоро увидим. Второе – Россия и США уже договорились сесть за стол переговоров, провести встречу на высшем уровне и обсудить насущные проблемы. Повестка дня в принципе известна. Без темы обеспечения кибербезопасности практически не обойтись. Как в свое время в области стратегических вооружений, так и сейчас в сфере использования ИКТ (информационно-коммуникационных технологий) необходимо найти взаимопонимание между Москвой и Вашингтоном, перевернуть страницу бездоказательных обвинений.

Еще 15 лет назад, когда по инициативе России в ООН начинала работать Группа правительственных экспертов по информационной безопасности из 15 стран, практически был достигнут консенсус. Его результатом стал проект серьезного доклада Генсекретарю ООН по проблематике международной информационной безопасности (МИБ) объемом около 50 страниц, который не увидел свет только потому, что представитель США наложил на него вето. В Государственном департаменте США было сочтено, что упомянутая в докладе угроза использования ИКТ в военных целях и для развязывания кибервойн – это домыслы Кремля. Хотя соответствующие военные приготовления в США, в частности, создание киберкомандования, кибервойск, военного кибербюджета тогда шли параллельно полным ходом.

15 лет назад возможность использования ИКТ в военных целях в Госдепе посчитали домыслом.

Сегодня ситуация меняется на противоположную – США сами инициируют обсуждение военно-политической стороны развития кибертехнологий. Почему? Наверное, вы слышали, как Обама и министр обороны США вслед за обвинениями российских хакеров в избрании Трампа президентом США сказали: «Мы ответим России!». При этом речь шла не о символических хакерских атаках на интернет-магазины. Америку «заводили», а нас пугали ударами по системам госуправления, по энергетическим объектам и все на таком же уровне.

Почему до сих пор этого не произошло? Ведь, как изображали американские СМИ, коим подыгрывали правящая администрация Обамы и кандидат от демократов в президенты США, наши хакеры ни много ни мало умудрились подорвать суверенитет США. А за это надо отвечать. Я был в числе тех, кто предупреждал США о том, что Россия не подставит вторую щеку в случае киберагрессии против нас, не будет отступать ни до Волги, ни до Урала. Надо отдать должное американским силовикам – они все прекрасно поняли относительно глобального расклада киберсил и смогли донести эту мысль до политического руководства своей страны.

Ядерные военные технологии – это орудие сдерживания и возмездия, а кибертехнологии – это орудие первого удара.

На мой взгляд, ядерные военные технологии – это орудие сдерживания и возмездия, а кибертехнологии – изначально заточены на первый, подчас весьма коварный и скрытый удар, представляют потенциал наступления. Ядерные технологии, насколько я представляю, не могут использовать так называемые посредники. Третья сторона не может стравить между собой две другие стороны путем применения ядерного оружия, а в киберсфере, благодаря революционным ИКТ и особенностям методологии их использования, это возможно. Естественно, в интересах глобального мира и стабильности, а также безопасности России и США, настоятельно необходимо договориться о том, как исключить использование ИКТ во вредоносных целях.

Для недопущения кибервойн, для борьбы с кибертерроризмом и киберпреступностью необходимо международное сотрудничество и взаимодействие силовых ведомств.

В апреле прошлого года мы провели в Женеве двухдневные переговоры с администрацией президента США, так называемую встречу высоких представителей для обсуждения всего спектра вопросов обеспечения информационной безопасности. С российской стороны их возглавлял Сергей Буравлев, заместитель Секретаря Совета Безопасности, с американской – киберцарь Майкл Дэниел, заместитель советника президента США по национальной безопасности. С каждой стороны участвовало несколько десятков высокопоставленных межведомственных специалистов, примерно по шесть заместителей министров силового блока. Мы заседали весьма плотно.

На второй день я не утерпел и сказал американцам: «Какая жалость, что здесь нет наших союзников, которые могли бы наблюдать за нашими переговорами! Складывается впечатление, что здесь собралось общество взаимного обожания». Возникла пауза, все посмотрели на меня с некоторым удивлением. Но я продолжил: «Скажите, дорогие американцы, у вас есть к нам претензии по поводу использования кибертехнологий?». Оказалось, что нет! Шероховатости в нашем взаимодействии есть. Есть стремление к большей прозрачности действий и приготовлений в контексте двусторонних мер доверия. Но о хакерах, каких либо обидах или обвинениях Москвы по крупному – ни слова. Отмечу, что наша профессиональная команда не была столь благостна. Российская делегация по линии МВД и ФСБ предъявила довольно обширный список претензий, которые по большей части касались того, что в целях борьбы с терроризмом и киберпреступностью российские силовые ведомства направили сотни запросов в США, но ни на один из них не получили ответа.

Напомню, что это было в середине апреля 2016 года, когда по существу стало ясно, что представителем республиканцев на выборах президента США станет Дональд Трамп. Тогда у демократов США была полная уверенность в победе Хилари Клинтон. Крапленая карта в виде российских хакеров была на том этапе явно не востребована. Соответственно, российско-американский разговор силовиков по кибервопросу шел прагматически и по-деловому.

К лету соотношение сил во внутриполитической борьбе в США стало меняться в пользу Трампа. Через американские СМИ начала раскручиваться тема российских хакеров. В самом конце августа 2016 года, после того как многие, в том числе и я, дали довольно резкие публичные интервью, в одном из которых сравнил американскую прессу и демократов с моськой, которая лает на российского слона, меня пригласили в американскую миссию при ООН для объяснений. Компанию мне составили представители ФСБ и юристы из МИД из состава российской делегации на очередной сессии группы правительственных экспертов по информационной безопасности. Разговор профессионалов был прямой и жесткий. В итоге американские партнеры по деловому ланчу так и не смогли представить каких-либо доказательств внедрения российских хакеров в избирательный процесс в США, в совершении атак на серверы демократической партии.

Наутро следующего дня такое положение дел признал и официальный представитель Белого дома. Но до вечера на позициях реализма американская администрация не продержалась. Видимо, кто-то поправил президента США, он изменил позицию, стал нервничать и угрожать, а руководитель ФБР в очередной раз заявил о неблаговидной роли России в избирательном процессе в США.

Не согласен с мнением некоторых участников ток-шоу и журналистов о том, что Трамп – несистемный кандидат. Этот образ, на мой взгляд, навязан сторонниками Х.Клинтон и позволяет обвинять в ее проигрыше кого угодно, в том числе и российских хакеров. Иначе, как мог победить на выборах этот несистемный кандидат? Только чужими стараниями из-за бугра. Есть и вторая, стратегическая подоплека распространения такого мнения. Если Трамп настолько сам по себе и вне американской системы, т.е. истеблишмента, то как с ним договариваться?

Победу Трампа на выборах обеспечили не хакеры, а объективные реальности внутриполитической жизни в США, изменения социальной расстановки сил, следствием чего стала потребность в смене идеологического подхода к формированию внутренней и внешней политики США на прагматический, американо-центрический, а не глобалистский.

На мой взгляд, Трамп – более чем системный и потенциально очень сильный победитель. В апреле 2016 года в Россию приезжал Майкл Чертофф, который на протяжении 6 лет возглавлял министерство внутренней безопасности в администрации президента Буша-младшего. Глубокий человек, хорошо знающий внутреннюю кухню США. У меня была возможность поговорить с ним. Он не скрывал настрой республиканцев на победу на выборах президента США. Для этого они выдвинули длинную линейку возможных претендентов на этот пост, чтобы выбрать самого проходного. Внутрипартийные предпочтения – дело вторичное. Партийные радикалы и сумасшедшие не в счет. По итогам праймериз самым подходящим кандидатом, а, может быть, и единственным способным обойти Хиллари Клинтон в условиях тотальной ее поддержки со стороны СМИ и госресурсов правящей президентской администрации, оказался Дональд Трамп.

Вернемся к тому, с чего начали. Очень важно, что лидеры России и США уже договорились в принципиальном плане о своей встрече, повестка дня которой будет отражать важнейшие российские и американские интересы. В свое время в плане выстраивания взаимного доверия между Россией и США в области использования ИКТ Обама и Путин смогли договориться о трех линиях так называемой «горячей киберсвязи». Эти линии уже созданы, протестированы и после устранения выявленных недостатков заработали. В случае возникновения ЧП созданные технические возможности позволят быстро связаться не только представителям президентов, но и силовым ведомствам двух стран. Кроме того, если у сторон возникнут какие-то сомнения и подозрения, то они так же могут задействовать эти каналы для оперативного получения разъяснений.

Возникает вопрос, почему же американцы так долго не использовали эти каналы связи в ситуации с российскими хакерами. Этот вопрос был очень неудобен для бывшей администрации США «Горячая киберлиния» выстроена не «для допроса военнопленного», а для обмена ответственными, конкретными данными. Думаю, это и тормознуло обамовских политиков – они должны были сформулировать запрос о хакерских атаках так, чтобы он был понятен специалистам, а не для демагогии. Такой запрос поступил к нам за неделю до фактических выборов, и Россия немедленно на него профессионально ответила. Жаль, что об этом ответе американские СМИ предпочли умолчать, так же как и о результатах упомянутой апрельской встречи высокого уровня.

В Завидово продолжается встреча высоких представителей, курирующих вопросы безопасности, более 90 стран. Спецпредставитель президента РФ по вопросам международного сотрудничества в сфере информационной безопасности Андрей Крутских рассказал «АиФ» о российском «кибербронепоезде».

Александр Колесниченко, «АиФ»: Вы говорили о том, что есть «закладки» в оборудовании и скрытые возможности программного обеспечения, которые могут быть использованы в качестве первого удара при военном нападении на какую-либо страну.

Андрей Крутских: Не обязательно при военном нападении. Проблема в том, что даже Устав ООН, его 51 статья, формулирует право государств на оборону при вооружённом нападении. Но что такое нападение, если речь идёт о танках и самолётах, — понятно. А вот является ли кибератака вооружённым нападением? Возникает вопрос: есть ли право на самооборону и — дальше — какими средствами? Каждое государство будет решать этот вопрос для себя, исходя не из общего международного права, а из своего понимания произошедшего. И это очень опасно. Поэтому касательно кибернетической сферы на этот счёт нужно договариваться, приходить к общему знаменателю.

Практический пример: кибератака на Иран (в 2010 году — ред.), которая привела к миллиардному ущербу этой стране — это была первая киберхиросима. Но никто не назвал это агрессией со стороны США. Мир как-то заболтал эту тему, ответственность не наступила. А ответная кибератака на американские банки? В принципе, отключение любой страны от возможности пользоваться интернетом — это кибератака? Ущерб может быть миллиардный.

Когда мы вели переговоры с американскими администрациями, американцы позволяли себе говорить: «Мы сами будем определять и решать, идёт ли речь об атаке». Но и у них критериев не выработано: определять от степени ущерба? С другой стороны, там недавно заявили, что Северная Корея напала на Sony. А кто это доказал? В результате получается, что кибератаку можно трактовать, как хочешь.

— На заседаниях звучала мысль о том, что США препятствуют обсуждению идей, связанных с принятием международного законодательства в сфере кибербезопасности. Подразумевается, что как самая сильная в этой сфере страна, она не хочет оказаться здесь связанной по рукам какими-то обязательствами?

— США — одна из наиболее развитых в технологическом отношении стран, но поэтому и одна из самых уязвимых. И Обама был заинтересован, и Трамп заинтересован не только в том, чтобы накачивать в этой сфере мышцы, но и чтобы был определённый международный порядок. Поэтому ещё при президенте Обаме были заключены соглашения о мерах доверия в киберпространстве между США и Россией. Это получилось так же, как с ядерным оружием. Когда киберарсеналы переполнены так же, как арсеналы ядерного оружия, нужно о чём-то договариваться. В этой связи президент Путин недавно в Китае объявил публично, что мы предложили американцам договариваться о предотвращении инцидентов в киберпространстве. Это в общих интересах. Не нужно обвинять друг друга, нужно садиться и договариваться о правилах ответственного — ключевое слово — поведения в информационном пространстве. США здесь уязвимы так же, как мы, Китай и другие страны. А может быть даже и больше. Сигналы из США и при Обаме, и сейчас при Трампе на этот счёт приходят примерно одинаковые — о том, что они хотят разговаривать. Но не могут. В данной внутриполитической ситуации у американской администрации нет возможности сформировать нормальную переговорную команду. Поэтому вы можете хотеть, что угодно, но просто не можете приступить к прямым переговорам. Хотя, я думаю, что в силу приоритетности этой темы, в силу уязвимости и необходимости решения вопросов, я думаю, что на ближайших встречах лидеров как раз будет сформирована повестка наиболее приоритетных тем для переговоров. И то, что кибербезопасность будет одной из них — по крайней мере, я в этом не сомневаюсь.

— Что вы имели в виду, когда сказали, что Россия в киберпространстве — мирная страна, но «наш бронепоезд на запасном пути»?

— Я имел в виду, что мы и в киберпространстве не подставим вторую щёку, не будем отступать до Волги. Мы — сильная, мощная страна, с сильнейшей, может, лучшей в мире математикой, хорошими мозгами. В этой сфере мы никому не позволим диктовать нам своих условий, навязывать правила игры, с которыми мы будем категорически не согласны.

Атаковать мы не будем, поэтому бронепоезд на запасном пути. Но нас атаковать никому не дадим, будем защищать и свой бизнес, и своих граждан. Россия — один из столпов международного переговорного процесса по вопросам международной информационной безопасности, одна из самых развитых кибердержав. Поэтому Россия позволяет себе выдвигать различные проекты обеспечения кибербезопасности — в виде проектов резолюций (Совбеза ООН), правил игры, международных соглашений. Есть множество стран, которые хотят заключить двусторонние соглашения о сотрудничестве в области обеспечения информационной безопасности. И то, что здесь (на встрече высоких представителей по вопросам безопасности в Завидово — ред.) собрались представители почти ста стран, говорит о том, что с нами в этой теме считаются, с нами хотят сотрудничать, наши инициативы — поддержанные и совместные со странами БРИКС (объединения Бразилии, России, Индии, Китая, Южной Африки — ред.) — ценятся. Мы не то, что не в изоляции, мы в центре международных киберпроцессов. Это даёт нам возможность от имени целого «хора» единомышленников договариваться и со странами Запада.

— На Западе апеллируют к конвенции 2001 года о кибербезопасности. Почему у нас к ней относятся скептически?

— Будапештская киберконвенция вырабатывалась без нас, без стран БРИКС, узким кругом европейских держав. В ней есть абсолютно неприемлемый пункт, который предусматривает возможность нарушения национального суверенитета. Для 99% стран на планете это неприемлемый момент. Мы много раз предлагали это исправить. Второе, будапештская киберконвенция не содержит ни одного упоминания, например, такого явления как кибертерроризм. Следовательно, она неприменима к этому явлению.

За годы своего существования эта киберконвенция не набрала даже 40 стран-подписантов, стран, ратифицировавших документ, ещё меньше. Это говорит о том, что эта конвенция не работает. Ни в одном суде мира ни по одному киберкейсу эта конвенция не применялась, и её создатели это признают. Но, видимо, документ был сразу рождён не для борьбы с киберпреступностью, а для того, чтобы обосновать право на вмешательства во внутренние дела других стран — право влезть в киберпостель юзеров.

Мы предложили — и об этом говорил (глава департамента МИД по вопросам новых вызовов и угроз) Илья Рогачёв — конвенцию, которая не просто осовременена, а криминализирует 30 преступлений в киберсфере, а не 9, как устаревшая будапештская. Кроме того, наш вариант основан на соблюдении суверенитета стран: без разрешения стран нельзя беспредельничать и влезать в их киберпространство.